Читать книгу - "Мой нежный граф [= Моя дорогая Кэролайн] - Адель Эшуорт"

Потом постепенно, вместе с глубоким вдохом к Бренту пришла ясность. Его взгляд опустился на пол, черты лица и грозная поза смягчились, и он тяжело откинулся на спинку кресла.

— Почему она никогда не рассказывала мне об этом, Джейн? — тихо спросил он.

Та пожала плечами.

— Честно говоря, я думаю, что она стыдилась этого, но в первую очередь, вероятно, боялась отвратить вас от себя.

Граф вскинул голову.

— Отвратить? Разве может ум вызвать у меня отвращение?

— Вы не понимаете, — осторожно проговорила Джейн. — Когда Кэролайн встретила вас, вы ей были не нужны и она не придавала этому значения. Незачем было вам что-то рассказывать. А полюбив, она испугалась, что может вас потерять. Все очень просто.

Он быстро встал, подошел к камину и, прямой как аршин, стал смотреть на пляшущие языки пламени.

Джейн ждала и, когда стало ясно, что граф не хочет озвучивать своих мыслей, решила просто продолжать рассказ.

— В шестнадцать лет Кэролайн начала посещать лекции Маркэма в Оксфордском…

— В шестнадцать? — недоверчиво переспросил он.

Джейн улыбнулась.

— Да, в шестнадцать.

— И ваш отец просто позволил ей туда ходить?

— Мой отец тревожился за Кэролайн с первого дня ее жизни. Он никогда толком не знал, что с ней делать. Поэтому, когда она начала уговаривать и увещевать его, он в конце концов согласился и позволил ей посещать Оксфордский университет в сопровождении компаньонки и с условием, что никуда, кроме лекций Маркэма, она ходить не будет.

— И она ходила на них пять лет, — тихо, не поворачиваясь, проронил граф.

— Насколько мне известно, она не пропустила ни одной лекции, хотя к тому времени я уже вышла замуж и жила в другом месте. — Тщательно подбирая слова, Джейн продолжила: — С юного возраста Кэролайн была поглощена работой, а потом учебой. Но с годами она все больше разочаровывалась и падала духом, потому что — но это уже мое личное мнение, — взрослея, она все яснее понимала, что к ней всегда будут относиться не как к уважаемому, одаренному ученому, а как к женщине. Вы понимаете, что в нашем мире это совершенно разные вещи. — Голос Джейн задрожал от сострадания, но она не умолкла: — Ни разу за все годы, что она стояла за дверью классной комнаты Маркэма, ей не позволили войти или заговорить с ученым. Она не писала контрольных работ, не получала никаких научных степеней и признания. Студенты Маркэма потешались над ней, высмеивали ее и обзывали всякого рода словами, которых не пристало слышать леди. Некоторые даже заявляли, что ей прямая дорога в ад, потому что хотеть стать мужчиной — богохульство. Это глубоко ранило Кэролайн, потому что ей всегда была присуща искренняя вера в Бога и любовь к нему.

Граф повернулся на негнущихся ногах и смерил Джейн внимательным взглядом.

Она сцепила руки на коленях, сидя очень прямо и пристально глядя ему в глаза.

— Но моя талантливая сестра не сдавалась, потому что скрещивание цветов было ее страстью. Она вела конспекты, читала опубликованные работы Маркэма и, как могла, повторяла его эксперименты дома. И вот в прошлом году, опираясь только на свой ум и кое-какие достижения Маркэма, записи о которых вела годами, Кэролайн открыла, как можно создавать лиловые розы с темно-пурпурной каймой, над которыми безуспешно бились известные ботаники мира. В сущности, они с Альбертом Маркэмом раньше всех остальных создали чрезвычайно необычный и чувствительный сорт. С восторгом и гордостью, изложив некоторые подробности, но не раскрывая всех секретов, Кэролайн написала Маркэму и рассказала об этом, прося, чтобы ей только позволили встретиться с ним, поработать под его руководством, можно тайно, если ему так удобнее, и желая, чтобы ее труд оценили по достоинству.

— Я видел ее… — нахмурившись, прошептал Брент.

Джейн заморгала.

— Вы видели ее? Розу?

Граф едва заметно кивнул.

— Кэролайн принесла ее с собой в тот день, когда мы встретились. — Его губы изогнулись в улыбке. — Я даже покритиковал ее за то, что она плохо выращивает цветы, и потому они распускаются двумя разными оттенками пурпурного.

Джейн смотрела на зятя, сдерживая смех и представляя, как, должно быть, отреагировала Кэролайн на такое заносчивое и невежественное замечание.

— В таком случае, — заявила она, — у вас в то время было много общего с сэром Альбертом, потому что вместо признания и благодарности за неоценимую помощь ботаническому сообществу она получила от него письмо, которое сокрушило ее дух. Ученый намекал, что выкладки за нее сделал какой-нибудь мужчина, и в снисходительном тоне советовал ей сидеть дома, воспитывать детей и выращивать цветы, чтобы произвести впечатление на мужа.

Джейн с отвращением прищелкнула языком.

— Вам такой ответ может показаться обычным, даже ожидаемым. Но представьте на минуту, что бы вы почувствовали, обладая столь блестящим умом, учась годами и работая ради единственной цели, в которой видели смысл своего существования, а потом внезапно и как-то даже обыденно получили страшный удар от того самого человека, которым восхищались и которого превозносили больше всех на свете. И все только потому, что родились не того пола.

Граф медленно опустил взгляд.

Джейн смело поднялась.

— Вы, как никто другой, должны понимать, как неискоренима в Кэролайн радость жизни. Она знала, что для кого-то ее эксперименты будут что-то стоить, но ей также пришлось усвоить очень жестокий урок. Когда Маркэм не захотел иметь с ней ничего общего, она написала в Колумбийский университет, только на этот раз представилась мужчиной. Незачем говорить, что ее приняли с распростертыми объятиями, рукоплескали ее работе и практически умоляли немедленно садиться на корабль. — Она помолчала и, осторожно подбирая слова, добавила: — Но на пути к тому единственному, чего она хотела почти пятнадцать лет, по-прежнему стояло одно огромное препятствие.

— Ваш отец, — тихо проговорил граф.

— Мой отец.

Сложив на груди руки, Джейн двинулась к нему, понижая голос до лихорадочной мольбы.

— Вы должны понять одно, лорд Уэймерт: она никогда не хотела причинять вам боль. Мой отец любит Кэролайн, но он английский барон, которому нужно защищать незамужнюю дочь и поддерживать безупречную репутацию. Его доброе имя могло существенно пострадать, если бы в обществе узнали, что та самая незамужняя дочь уплыла в Америку одна, намереваясь изучать мужскую науку в заграничном университете. Кэролайн знала об этом. А как бы пострадала его репутация, если бы американский университет отослал ее прочь, узнав о том, что она женщина, и ей пришлось бы возвращаться домой? В свете могли поползти бог знает какие слухи о ее поведении и даже добродетели. По меньшей мере аннуляцию в обществе восприняли бы сравнительно мягко, вероятно, даже забыли бы о ней со временем. Ни вас, ни моего отца не винили бы в ее непристойном поведении. В вас отец нашел для нее достойного мужа, а у вас были личные причины желать аннуляции. Пострадать могла только репутация Кэролайн, но ее это по большому счету не волновало.